«У меня есть много родных и друзей, которые регулярно спрашивают меня: а что же происходит? Сперва я написал одному, потом другому, а потом стало ясно, что нужно сформулировать всё и сразу, настолько понятно, насколько возможно. Получилось много».
Часть первая
Идея о том, что именно 24 февраля мир рухнул и мы проснулись в каком-то новом мире, неверна. И уж тем более это касается 21 сентября. Мы живём в кульминационной части многих линий истории: и внутренней нашей, и внешнеполитической. Мысль о том, что «вот оно всё и началось» сама по себе является одним из доказательств того, что нас пытаются умышленно погрузить в искаженную картину мира. Вся мощь пропаганды сейчас работает на то, что нет никакой предыстории (и речь сейчас даже не про 8 лет, речь о принципиальных взаимоотношениях России и условного Запада), а есть вот эта ничем не мотивированная злонамеренная и вероломная агрессия. То, что очень много людей оказались в этой картине мира — это и есть первое же доказательство лживости такой картины как пропагандистского конструкта.
Кризис накапливался десятилетиями, и не с 2014 года, просто эти годы были особенно жгучими. Напомню цитату из апреля 1997 года, когда идея о том, что Россия может однажды стать частью «прекрасного нового мира» ещё была жива – до того, как в НАТО вошли новые страны на нашей западной границе. Это госсекретарь США Мадлен Олбрайт, которая скончалась недавно, выступает перед сенатским комитетом по международным делам, объясняет политику партии по поводу расширения НАТО: «Конечно, России бы хотелось, чтобы в будущей российско-натовской хартии мы взяли на себя строгие обязательства о неразмещении на территории новых членов альянса ядерных сил и обычных вооружений. Но мы вовсе не намерены искать компромисса по этому вопросу — и вот почему. Все, что мы уже делаем и будем делать, преследует всего одну цель — утвердить существующую натовскую политику в одностороннем порядке. Это, конечно, означает и сейчас, и в обозримом будущем защиту жизненно важного пространства». Это цитата по либеральному КоммерсантЪу образца 1997 года.
Весь огромный и успешный западный мир, с неприкосновенностью частной собственности (что это сейчас такое с замороженными активами, санкциями и арестами собственности?), лужайками и уютными улочками, технологиями и промышленностью, социальными гарантиями и проч. – изначально был миром пиратства и ограбления, он веками опирался на военное преимущество и первенство его было первенством насилия, которое и позволило накопить достаточно ресурсов, чтобы сделать следующий рывок – и обзавестись промышленностью, лужайками, социалкой, атрибутами демократии. А потом обеспечивать высокий уровень жизни за счёт дешевых ресурсов из остального мира. Возможность переключиться на сервис и новую экономику оплачивалась российским газом, металлом и нефтью, африканскими ископаемыми, и вьетнамскими рабочими на фабриках-потогонках. Такой дивный мир достатка установился давно, но особенно явно – после Второй мировой. Ещё до начала самой страшной войны XX века на европейском континенте случались случаи массового голода и бедности.
Первый же корабль Почтенной Ост-Индской Компании, основанной для торговли с новыми землями в Индии (и далее везде, вплоть до Африки и Нового Света) вышел в плавание под командованием знаменитого приватира (то есть пирата) Джеймса Ланкастера. В одном из долгих плаваний Ланкастер, кстати, изобрёл лекарство от цинги – выдавал матросам по три ложки лимонного сока, богатого витамином С. Так что даже избавление от цинги – тоже благодаря пиратству и ограблению. Работорговля, отрубание рук нерадивым работникам плантаций в Бельгийском Конго, вывоз ресурсов, торговые фактории и монополии на торговлю под прицелом корабельных орудий – всё это легло в основу первенства нынешнего условного Запада. Таким же товаром стала «демократия»: не демократия как власть большинства народа через представительство, а та уродливая власть элит и меньшинств, которая устанавливается при помощи подкупа и манипуляций общественным мнением в интересах этих элит. И чем мощнее, продуманнее такая манипуляция, тем крепче вера населения в то, что вот это и есть «демократия». «Демократия – это власть демократов», есть такая грустная шутка. Очевидно, что фрегатами и ракетами с такой «демократией» можно добиться чуть больше, чем просто демократией – они неразделимы.
Это и есть скелет, материковый скальный фундамент, на котором зеленеют демократические лужайки; впрочем, они легко слезают, когда речь снова заходит о борьбе за рынки и ресурсы.
Отчего происходит эта борьба за рынки и ресурсы: оттого, что после конца более-менее сбалансированного биполярного мира из социалистического лагеря и капиталистического мира, когда США и сателлиты уравновешивались СССР и сателлитами, в мире однополярном возникла убежденность в «конце истории», монополия, первенство и доминирование стали непререкаемы. Для нас возможность иного исхода сохранялась, если бы то государство, что осталось от СССР, системно инвентаризировало бы и использовало ресурсы (остатки науки, ядерной промышленности, полезные ископаемые, индустрия), но и ресурсы эти были поставлены на службу победителя: через институты управления, ВТО, механизмы глобализации, экспорт «демократии», вовлечение «туземной» элиты в роскошную жизнь; в министерствах сидели советники из США, они писали стратегические документы и планы по приватизации – предприятия, тем более из контура оборонно-промышленного комплекса или хотя бы имеющие двойные задачи, приватизировались по планам, которые писали иностранные советники.
Такой «конец истории» продолжался с конца 80-х по середину 2000-х, именно эти несколько десятилетий закрепили в общественном сознании, в том числе и на пространстве бывшего СССР, идею о том, что есть прекрасные «они», эталон и центр устремлений всего прогрессивного человечества с лужайками, машинами, судебной системой и «демократией», а есть отсталый остальной мир, сиволапый, бедный, бестолковый и неустроенный без правильной демократии.
Иллюстрируют это сразу несколько военных кампаний 1990-2000 годов. От Ирака до Ирака, если проще: от единодушной кампании «Буря в пустыне» 1991 года, когда Саддама Хусейна, со всеми атрибутами международного права, резолюцией Совета Безопасности ООН, силами международной коалиции, принуждали к освобождению захваченного Кувейта и капитуляции – к войне 2003 года, которую самостоятельно затеяли США, подключив, упрашивая или просто шантажом, группу союзников, без всяких санкций СовБеза ООН и с мутными геополитическими и коммерческими целями. Между – были и две войны против Югославии, и многое прочее, но вот эти две вехи, пожалуй, самые чёткие, потому что происходили в схожем контексте, в одном регионе и взорвали весь нынешний «европейский» мир, разрушив Ближний восток, столкнув религии и распространив насилие по большей части европейского заднего двора, откуда позднее на Европу хлынули миллионы беженцев – уже с началом «Арабской весны». Генезис этой катастрофы всё там же – под Багдадом, Эн-Наджафом и в провинции Анбар, где из остатков саддамовской национальной гвардии формировалось джихадистское экстремистское подполье.
В первую войну, в 1991-92, США и победивший в холодной войне «западный мир» упивался исторической правотой – и тогда имел для этого законное основание, прекращая агрессию. Во втором – уже не мог прийти к согласию даже внутри себя (Франция отказалась вписываться в авантюру, а в Нью-Йорке переименовывали French fries в free fries, по Европе прокатилась волна антивоенных демонстраций) – и возник большой знак вопроса над мыслью «а что значит нынче суверенитет и военная состоятельность». Саддам отказался от оружия массового поражения – спасло ли это Саддама? Об этом, например, задумались в Северной Корее. Каддафи отказался от оружия массового поражения – спасло ли это Каддафи.
Наши органические союзники, нации и государства на нашей стороне истории – весь огромный мир, сотни веков страдавший от колониальной системы, а теперь – от неоколониализма, системы, удерживающей под контролем их природные, трудовые, научные и производственные ресурсы. Государства Азии, Африки и Латинской Америки, составляющие три четверти всего земного населения, достаточно храбрые и независимые, чтобы требовать равноправия и уважения (а не доминирования и лидерства) могут составить огромный рынок, способный обеспечивать научные и конструкторские разработки, благосостояние своих граждан, включить этот рынок на равных правах в цепочку распределения благ, на конце которой сейчас правит тот самый мир золотого миллиарда, условного «Запада». Именно потому «антиколониальный» заряд речи В.В.Путина 30 сентября в Кремле – о включении в Российскую Федерацию ЛДНР, Запорожья и Херсонщины – невероятно важен и разумен.
За последние десятилетия Китай, который стал сборочным цехом для постиндустриального запада, куда переехали заводы из условного Денвера и Манчестера, стал ощущать свою состоятельность как растущего центра силы. Пока «западный мир» увлечённо наслаждался своим первенством, Россия постепенно возвращала себе суверенитет, укрепляла и восстанавливала то, на что этот суверенитет мог опираться в наших условиях – в первую очередь территориальную целостность страны (угроза которой была ещё в конце 90-х – начале 2000-х), шло перевооружение и решение проблемы повальной бедности. Социальные проблемы остаются, но после 2000 года у нас больше нет проблемы голода, который маячил за спиной русской истории веками. Жаль, что восстановление промышленности, индустрии, технологий не поспевало за всем этим – причин этому много, назвал бы в первую очередь то, что экономическая элита и сращенная с ней часть политической элиты была антинациональна, огромная её часть занималась вывозом заработанных (всегда ли именно заработанных?) средств за рубеж, иногда потому что тратить было приятнее там, иногда потому что безопаснее, а огромная часть госаппарата им в этом помогала, участвовала, а затем и слилась с экономической элитой в один неразрывный организм. От сферы регулирования до собственно производства и финансового сектора долгие десятилетия элиты нуждались в национализации. Ирония нынешнего моменты в том, что сейчас эти элиты расколоты и наши противники, не желая того, проводят их через национализацию по стрессовому сценарию; многие испытывают искушение национального предательства – и внешнее давление, «отлучение от рая» только подталкивают эти процессы.
Любая общность, от семьи и до государства, от маленькой торговой лавки и до транснациональной корпорации, испытывает стресс в случае ограничения её жизненного пространства и ограничения ресурсов, включая ограничение для возможного роста и экспансии. С этой точки зрения неготовность США, европейского сообщества, того, что называют «коллективным Западом» к утрате безусловного лидерства, заслуженного веками и утвержденного, казалось бы, окончательно в последние десятилетия, вполне понятна и логична. «Запад» исходил из этого лидерства во всех своих действиях на восточном направлении: от установления (себе, в себя, об себя, от себя) морального лидерства, не только возможности, но и своего рода миссии читать нотации о ценностях, меняя модальность в зависимости от своего интереса, и до безоглядного продвижения военно-политической инфраструктуры на Восток, с искреннейшим удивлением от «неконструктивной» позиции России, которая не испытывала бурной радости от того, что в состав НАТО начали входить восточноевропейские страны, включая и часть бывших республик СССР (и юридически, и в виде обещаний «обязательно станете частью блока»).
Стоит отдельно остановиться на известной идее «открытости дверей» НАТО, которая не может отказывать странам, желающим войти в блок. 31 марта 1954 года СССР официально запросился в состав НАТО нотой правительства. И тогда – по своим, разумеется, соображениям – северо-атлантический блок Москве отказал. В том случае никто не заводил разговора о том, что отказать нельзя: технологически были выдвинуты условия к СССР, которые не позволяли Союзу войти в блок, и дело было сделано[1]. Стоит ли добавлять что-то про «двери НАТО открыты для всех», в чём нас убеждали последние лет 20-30.
Жанр цитировать руководителей был обязателен в советские времена, тем не менее – вот цитата из Мюнхенской речи Владимира Путина, 2007 год – известнейшая западная площадка Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности. Вообще считаю, что эту речь студентам общественных наук нужно заучивать.
«Считаю, что для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна. И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном – именно в современном – мире не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов. Но что еще важнее: сама модель является неработающей, так как в ее основе нет и не может быть морально-нравственной базы современной цивилизации.
(…)
Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того, отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере – и навязывается другим государствам.
Перечитайте эту речь. Старый «поклонник» России (ещё со времён СССР) сенатор-республиканце Джон Маккейн даже охарактеризовал её как «самые агрессивные выражения, которые кто-либо из российских лидеров делал со времен холодной войны».
Предлагаю сопоставить некоторые события, близкие по времени. Мюнхенская речь – 10 февраля 2007 года. В январе США объявляют, что открывают в Восточной Европе третий позиционный район своей национальной системы противоракетной обороны. Впервые – за пределами национальной территории. Шахты для противоракет решено разместить в Польше и Чехии. При этом формально заявлено, что этот сегмент ПРО направлен для прикрытия от баллистических ракет из Ирана – при том понимании, что таких ракет у Ирана на тот момент почти нет, и что потенциальные их траектории (а ракеты баллистические, их нельзя «подрулить», они летят по определённой траектории) не проходят над Польшей и Чехией, но даже учитывая дальность полёта этих противоракет – 4-4,5 тыс. км – всё равно кажется более разумным ставить такие системы ПРО южнее и восточнее – например в Турции, которая также является членом НАТО. Вишенкой на торте является то обстоятельство, что эти пусковые установки унифицированы – и в них запросто ставятся ударные баллистические ракеты, «перезарядка» за пару часов.
Далее, если уж про «совпадения» – за пару дней до «Мюнхенской речи» тогдашний министр обороны США Роберт Гейтс на слушаниях в комитете по вооруженным силам палаты представителей Конгресса США называет Россию в череде других стран (Северная, Корея и Иран, к примеру) от которых может исходить угроза для США.
И всё равно: именно речь российского президента – агрессивная, нетерпимая и так далее.
США последовательно выходили из всех договоров заключённых с СССР, которые ограничивали военные возможности Соединенных Штатов. Про смерть Договора о ракетах средней и меньшей давности – история недавняя, а вот 2002 год, Россия всё ещё поддерживает операцию против террористов в Афганистане, не войсками (слава Богу), а логистикой. Мы с США выступаем одним фронтом. И США в одностороннем порядке выходят из Договора о противоракетной обороне.
Почему – для людей несведущих – был заключён этот Договор в 1974 году, почему мы так недовольны его кончиной, ведь, кажется, он про оборонительные вооружения, необходимо популярное объяснение. Дело в том, что противоракетный щит создаёт чувство защищённости своей территории и условия для первого удара, на который никто не сумеет ответить, следовательно, преимущество для первого удара. Поэтому и было принято решение отказаться от «бронежилетов», чтобы не создавать искушения.
Череда переворотов, которые были названы «цветными революциями», от Югославии и Грузии к арабскому миру, обратно в Восточную Европу и Азию, имела, конечно, многие реальные социальные, экономические и внутриполитические причины. Ведь проще «раскачивать лодку» в неспокойной воде, используя реальные проблемы каждой референтной страны: цены на хлеб, политическое разочарование, отрыв надежд от реальности, отсутствие социальных лифтов, коррупцию, репрессивное ущемление прав, безработицу. Нужно только знать к какой точке технично приложить силы. Никогда не скрывалось, что и Россия является одной из важнейших потенциальных «точек приложения» для подобных деструктивных усилий – даже символика движения «Отпор» (контрастное изображение кулака), появившаяся в Югославии, испытанная позднее во многих позднейших переворотах, технично использовалась и во время оппозиционных выступлений в Москве[2]. И здесь важно не перенести фокус: это не означало «универсальности ценностей» этих протестов, это означало использование одной технологии и вмешательства во внутренние дела России с целью её дестабилизации. Современная Украина была закалена как оружие против России в ходе двух цветных революций.
Украинский государственный проект, построенный с 1991 года (на самом деле, фундамент его был заложен значительно раньше, но будем опираться на формальные «отсечки», такие как провозглашение суверенитета и развал СССР) на понятном бытовом желании населения Украины жить лучше, богаче, чем это удавалось в СССР, замешанный на мифологии о том, что «Украина кормит Союз», что не принимало во внимание размеров субсидийной и иной поддержки респбулики со стороны Союзного центра, был одним из таких «таранов» против исторической России. Украинские политические элиты с самого начала определяли свой инаковость как условие выживания – как иначе объяснить не только внешнему миру, но и самим себе, своему народу нерешенность проблем (по причине хозяйственной несостоятельности, коррупции и так далее), как не происками «внешнего врага», как иначе определить самостоятельность нового государства, находящегося в тени исторической России, как не на противопоставлении себя и этой России?[3] Серьёзные усилия для углубления раскола предпринимались внешними силами, в первую очередь США и Европой. Стоит вспомнить, если уж мы углубились в историю, отдельный визит американского президента Дж. Буша (старшего) в Киев летом 1991 года: случай для прошлых отношений между супердержавами уникальный не потому, что президент США едет по советской стране, а потому что визит в Киев был обставлен почти как государственный по всему антуражу – и выглядел демонстративно, как противовес московскому.
При этом, будем объективны, исторические ошибки видятся на расстоянии: это сейчас понятно, что при дезинтеграции СССР, игравшего тогда роль исторической большой России, все эти населённые русскими земли были отпущены, они обрели независимость при одобрении Москвы. Для того узкого исторического момента это, видимо, выглядело закономерно и логично, ведь в Москве видели возможность иных интеграционных моделей – в рамках СНГ, например; была распространена риторика «братского государства», а настораживающие моменты – делёжка Черноморского флота, например – рассматривались как преодолимые эксцессы. Вероятно потому расставание к таким «умиротворяющим» подходом уже в период первого и второго «майданов» было для российской политической элиты настолько болезненным – и мы сейчас говорим о людях в системе российского госуправления безусловно патриотических, не беря в расчёт реально существовавшую (и существующую) «пятую колонну», которых дезинтеграция и столкновение России с Украиной радовали.
Попытки выстроить с Украиной добрососедские отношения, что выражалось в предложениях разных торговых льгот и преференций, льготных цен на поставки газа, электроэнергии, включение в торговые ассоциации, попытки выстроить совместный оборонный периметр – всё это раз за разом заканчивалось ничем. При этом, что интересно, в переговорах по ценам на газ или по каким-то имущественным вопросам одним из излюбленных приёмов украинской стороны было использование аргумента «мы же братские народы», использование ностальгических отсылок к общему прошлому, а в контактах с Евросоюзом – напор на то, как сложно приходится Украине с агрессивным соседом с имперскими комплексами, от которого так сложно избавиться, в том числе и в культурном смысле.
В какой момент на Украине победила вот эта линия на окончательный откол от России, на вытеснение русского языка и культуры из всех областей сперва государственного управления, а затем и общественной жизни, на открытую героизацию нацистских колаборантов и антироссийских, антирусских террористов – нет такой чёткой временной отсечки, даты. Постепенное выведение русского языка из официального оборота, сокращение преподавания русского языка, мода на «бандеровщину» в поп-культуре, подкреплённая благожелательным отношением властей – всё это началось задолго до 2014 года, но активно продолжилось сразу после переворота[4]. Несмотря на официальное стремление слиться с Европой, Украина последовательно игнорировала Европейскую хартию региональных языков или языков меньшинств (1992 год)[5], в итоге просто вычеркнув русский язык даже из использования в сервисе и торговле. И это при том, что понимают русский язык буквально все жители Украины, а для половины он являлся основным языком общения.
К сожалению, большинство так называемых пророссийских политиков на Украине раз за разом подтверждали свою репутацию соглашателей, карьеристов и людей нечистых на руку, озабоченных в первую очередь своим положением и состоянием. Руководство Партии регионов, которая являлась основной «пророссийской» условно силой, постепенно, и довольно закономерно утратило доверие даже в русскоязычной среде. Вспоминаю, как в начале событий на Донбассе в 2014 году президенту страны Януковичу и в голову не пришло искать опору для себя на Донбассе, откуда сам он родом – знал отношение местных жителей к своей персоне. По сути, формально «пророссийские» правительства и политики зачастую занимали ещё более ожесточённо антироссийские и антирусские позиции, чем проукраинские националистические – видимо, ожидая получить поддержку и одобрение от влиятельных внешних сил, тем более что украинские националисты всегда были крикливы, активны и очень просто в свою поддержку мобилизовывали улицу, а значит связываться с ними опасливо не хотелось. Кстати, вероятно, этим же путём прошёл и нынешний президент Зеленский, избиравшийся с умиротворяющими лозунгами «я договорюсь с Россией». Так что дело защиты русскоязычного, русскоговорящего населения, русских Украины от размытия и лишения их идентичности, защита их прав не осуществлялось и официальными лицами, даже «пророссийскими». Подобно лягушке, которая медленно сварилась в котле, который грелся постепенно, даже в русскоговорящем Киеве обыватели начинали ощущать возрастающую русофобию не сразу: они же оставались в довольно комфортной среде. Отсюда иногда искреннее недоумение «а откуда у нас фашизм? У нас нет никакого фашизма» и старательное вытеснение из сознания кричалок «Москалей на ножи» или «Москалей на виселицу», факельных шествий и памятников террористам, убийцам и колаборантам. До сих пор читаем в социальных сетях или слышим в комментариях западных политиков: фашизм на Украине – кремлёвская пропаганда. Аргументами является малый процент на выборах одной из наиболее одиозных партий «Свобода» и наличие президента-еврея по национальности. Но контраргументы, как мне кажется, весомее: не нужно состоять в «Свободе», чтобы говорить: русским, живущим на Украине и считающими себя русскими, нужно ради детей и внуков уехать в Россию, как это сказал еврей Зеленский в одном из интервью. Не хочу продолжать или копировать подобную мысль в отношении евреев, чтобы не выглядеть нацистом, каким Зеленский, безусловно, является. Целый список национальных, государственных праздников и установленных правительством памятных дней в честь нацистских преступников и организаций, осуждённых международными судами по итогам Второй мировой войны, целый список переименованных в их честь улиц и площадей, переписанные учебники истории, где детям преподаётся, что убийцы из Бабьего яра, служащие карательных бригад, нацистские пособники – национальные герои Украины: всё это реальность политической и общественной жизни Украины сейчас, и 8 лет назад, и 10 и ранее – вопрос только в том, какова была динамика, которая привела к нынешнему положению вещей.
Стоит ли говорить, что все эти проявления нацизма старательно обходятся в украинской пропаганде «на внешний мир», и на самом Западе, а людей, обращающих внимание на свастику на форме или военной технике в новостных репортажах с Украины, тут же клеймят «агентами Кремля».
Украина – исторически российская земля, населённая, за редким историческим исключением нескольких западных областей, русскими, русскоговорящими людьми, была выращена, воспитана как анти-Россия, что имело свои давние корни в прошлом. Советская власть попустительски относилась у украинизации, считая её способом поддержать национальные управленческие кадры, прирезала к созданному при развале Российской империи индустриальные земли Донбасса, советская власть сама, по сути, возглавила эту украинизацию – разнарядками по обязательному переходу на украинский язык в делопроизводстве, обязательному обучению украинскому языку, квотам на «национальные кадры». Оттого сейчас так иронично выглядят старания выдать существование Украинской советской социалистической республики в СССР как оккупацию и притеснение: никакая нынешняя Украина не была бы возможна без непродуманной, но старательной политики союзных властей. Их отчасти может оправдать только убеждённость в незыблемости Союза как наследника Российской империи: насколько бы ни была «украинской» Украина, она никуда не сможет деться, потому что лояльность к государству определялась не национальными, а классовыми и идеологическими чертами. СССР конструировался формально на основе единства рабочих и крестьян.
Таким образом, в контексте гораздо большего противостояния условного Запада и России, замешанного на попытках сохранить статус-кво победителей, контроль над ресурсами и рынками, «руководящую и направляющую роль», Украина стала очень эффективным оружием. Не стоит недооценивать возможность украинской власти по мобилизации и своего населения, и общественного мнения на Западе. Машина украинской пропаганды работает почти без осечек, русские и русскоязычные жители Украины давно уже стали клиентами этой пропаганды, и продолжающиеся боевые действия только укрепляют в их сознании «перемогу» и ожесточённость, что бы там ни происходило на фронте. Это не означает необходимость прекращения боевых действий с нашей стороны, это означает лишь необходимость победы – как военной, информационной, так и экономической. Вооружённые силы Украины прошли долгий путь обучения с 2014 года и многое было упущено нами, время работало против России, так как не удалось (кроме ярких презентаций и победных отчётов) подготовить российскую армию к подобному конфликту. И теперь надежды на то, что «хохлы разбегутся», надежды на небоеспособность украинских вооруженных формирований являются очередным глупым изводом всё той же самоуспокоительной лжи как и изначальное нежелание наносить удары по казармам и инфраструктуре (солдатики, дескать, одумаются; мосты и подстанции нужны будут в мирной и дружной жизни с Россией в самом скором будущем).
Если говорить о идейной мобилизации, то нужно признать: наименее устойчивые украинцы либо уже сбежали от войны – нередко можно увидеть молодых мужчин призывного возраста, борющихся против «российской агрессии» на улицах Берлина, но обижающихся на вопрос «а отчего вы тогда сами не на фронте», – либо сидят тихо, а многодесятилетнее выстраивание единой украинской именно антироссийской политической нации состоялось успешно. А русофобия ещё до начала и нынешней стадии конфликта, и до 2014 года, стала востребованным национальным продуктом – востребованным как раз США, Британией, Польшей, Евросоюзом, которые продолжают финансировать Киев. И, что также необходимо понимать, а не тешить себя иллюзиями, что «вот-вот уже у них деньги закончатся», продолжат финансировать. Причём уже несколько десятилетий понятно, что преуспевающая, сытая и самодостаточная Украина США и Европе не нужна ровно так же как не нужна и «проигравшая» – в качестве тарана против России это должна быть бедная страна с неустроенным, голодным и злым населением, которому будет постоянно внушаться мысль, что источник их бед – Россия, иначе Украина просто потеряет интерес к конфликту; ровно так же и «схлопывание» украинского проекта прекратит этот конфликт. Примечательно, что Россию, по возможным рискам, напротив, вполне устроил бы вариант сытой, спокойной и самодостаточной Украины, мирно и выгодно выстраивающей экономические, культурные, научные и прочие связи с Россией, если бы не вот этот антироссийский, антирусский заряд – но сейчас столкновение с «Западом» сделало такой вариант будущего очень маловероятным.
Не срабатывает и надежда на продажность украинской политической элиты. То есть она, безусловно, продажна, но необходимо помнить, что она уже продалась – и целиком зависима от мотивированных, сосредоточенных и целеустремлённых политических элит условного «Запада». Не экономическая мотивация (которая явно была обещана российскому руководству как эффективный инструмент воздействия украинским олигархом Медведчуком), а даже угроза уничтожения уже не поменяет настроения украинского политического класса, который при реальной угрозе «релоцируется» в Европу и США – в представлении украинских руководителей риск российского возмездия гораздо выше, чем снисходительная жалость к бывшим клиентам в Брюсселе или Варшаве в случае поражения.
Россия многократно оказывалась в ситуации столкновения, конфронтации с «Западом», стоит вспомнить, что после монгольского вторжения XIII века и кроме набегов из-за засечной полосы с южного направления, все прочие вторжения и нападения на Россию всегда были с запада, а Европа была для России источником военной угрозы за теми редкими исключениями, когда русская армия прекращала такие вторжения и усмиряла их источники. Причины исторического противостояния много раз становились темой историко-культурных и философских исследований, не будем углубляться вглубь веков настолько. В этот, не уникальный, а стоящий в ряду прочих, раз мы имеем дело с отторгнутой частью исторически русского народа, уже поэтому конфликт имеет черты гражданской войны, но войны разожжённой внешними силами.
Что для России означает поражение в нынешнем конфликте: западные политики много раз, гласно, откровенно обозначали, чего они желают от побежденной «на поле боя» России. Это дезинтеграция страны, её разделение на кантоны, иностранный контроль над ресурсами и стратегическими компаниями, и, как гарантия для уничтожения суверенитета страны, сведение численности армии до 600 тысяч, вывод её за Урал, лишение России места в Совете Безопасности ООН и полное ядерное разоружение. Что для России означает поражение в войне внутриполитически (а об этом не принято говорить прямо) – перенос конфликта внутрь страны, потому что единение народа по вопросу Украины в случае разочарования оборачивается в единение против государства, допустившего поражение: и на разжигание таких именно настроений, в надежде на повторение 1917 года, сейчас работают многие наши противники. В ситуации на Украине поражение России означает неминуемое появление военных баз НАТО, размещение оружия массового поражения, окончательное уничтожение всякого «русскоязычия» и ущемление любых прав русских и русскоязычных, окончательное переваривание их в «украинцев», укрепление и окончательное утверждение Украины как сильного в военном смысле, но голодного и злого антироссийского образования.
Поражение в этом конфликте для нас невозможно и недопустимо по жизненно важным причинам, по причине нашего выживания как государства Россия. И если в Брюсселе говорят, что победа России означает поражение НАТО (откровенно признавая своё участие в конфликте), то для России победа НАТО на Украине означает даже не поражение, а угрозу существования России.
Что же происходит и почему — небольшой довесок, он же Часть вторая
Отдельная тема – те ошибки и промахи, которые допустила Россия. Об этом необходимо говорить прямо, потому что только так можно будет предотвратить будущие провалы – и, как мы теперь понимаем, спасти в будущем сотни и тысячи жизней, не сваливаясь в вооружённое противостояние. Тяжелейшая ошибка нашего государства в том, что оно аристократическое, феодальное в своих взаимоотношениях с внешним миром. Мы традиционно исходим из того представления о мiре, что решают всё элиты, именно с ними и нужно договариваться. А уж «начальники» отлично разберутся со своими подданными. Поэтому российское государство искренне не понимает и возмущено тем, что скидки и льготные цены на энергоресурсы не меняют политическую ориентацию страны-клиента, не выливаются в какую-то форму дружественной, союзнической привязанности: ведь, казалось бы, политическая элита референтной страны должна сама рассчитаться со своим населением («холопами»?). Так же автоматически не реализуются в политическое влияние либерализация трудовой миграции, взаимоприятные конференции и саммиты, хотя, очевидно, что всё это меры полезные, но совершенно недостаточные. Много раз говорил и писал: преференции, достающиеся политическим элитам, рассматриваются ими как их законная добыча, рента и дань, которую им должна платить Россия, потому что Москва продолжает транслировать идеи «советского единства народов» и щедро не требует ничего взамен. А добычу можно пропивать, проедать, тратить на роскошь, вывозить за рубеж (и тут уже российские элиты долгие десятилетия работали примером, что так можно и нужно поступать).
Впрочем, в последние годы эта ситуация меняется – и российское правительство уже ожидает для интересов страны каких-то особых условий взаимообразно и взаимовыгодно. Но против изменения подхода работает накопившаяся традиция: с одной стороны, недоумение тех самых политических элит в соседних странах («это что такое вдруг Россия себе позволяет, вмешиваясь в наши внутренние дела, национальную, языковую политику?»), с другой – наша внутренняя внешнеполитическая традиция, освящённая десятилетиями уважения не к суверенитету, а к любому капризу, терпимость к любым антироссийским проявлениям в политике, нежелание и даже страх «огорчить уважаемого партнёра», поскольку и «уважаемый партнёр» тоже объяснит, что получит всё, что пожелает, от соперников и противников Москвы, если Москва будет слишком настойчива в своих ожиданиях «взаимности».
И всё это время население референтных стран будет получать в лучшем случае крохи с барского стола, а недовольным, голодным, разочарованным очень легко (и соблазнительно) объяснять это «империалистическими происками» России. Это не умозрительные заключения, а опыт, болезненно приобретённый на Украине. Элита, в обнимку с «золотым батоном», легко находит себе новых хозяев или ротируется. А население мобилизуется против России. Или порой работает негативная мотивация, когда машина пропаганды не справляется, и «телевизор» уступает «холодильнику»: так сейчас происходит с Молдавией, где люди вышли на улицу для того, чтобы выразить недовольство правительству и напомнить о важности хороших отношений с Россией. Фокус в том, что как только покровители режима Майи Санду решат, что ситуация зашла слишком далеко, то они смогут потушить это недовольство социальными выплатами и большим градусом провокативной риторики.
Чему же это учит? Тому, что вложения в низовые, горизонтальные проекты, в гуманитарную деятельность более эффективны, что хорошая жизнь министра должна быть подкреплена на низовом уровне расположением его электората, не зависящего от настроения и благосостояния министра. Порой вложения в образование, в экономические связи, в поддержку сельского хозяйства, энергетики, экологии, благосостояние сообществ на проектном, а не регуляторном уровне не только стоят меньше, чем скидки на газ, но и способны окупаться.
Но ситуация с российской гуманитарной политикой по-прежнему странная. С одной стороны очевидно – и заявляется на высоком и высшем политическом уровне – что гуманитарная политика является ключевым инструментом в целом внешней политики, что она полезна и должна строиться эффективно, с другой – «сейчас не до вас, вы же понимаете какая сложная ситуация». В этой, по-настоящему шизофренической, ситуации ожидать, что Россия может эффективно перестроить свою гуманитарную политику, в соответствии с новыми и адекватными концептуальными документами, не приходится. Нет такой гуманитарной политики, которая может работать без ресурсов, а только на директивах, как бы не были они мудры.
Можно себя успокоить тем, что «не делали раньше, так и нечего привыкать», успокоить себя тем, что у России особый путь, в котором именно и только военные усилия способны утвердить безопасность и суверенитет страны. Но, боюсь, мы тогда вновь и вновь будем оказываться в ситуации, когда за эти суверенитет и безопасность мы будем продолжать расплачиваться жизнями, куда большими ресурсами, сокращая своё влияние, ту самую безопасность, экономическую и культурную состоятельность.
У нас нет иного пути, как победить на Украине, восстановив историческое единство страны, обеспечив жизнь и права русских людей на Украине – на землях юга и юго-запада исторической России. Но перед нами стоит и большая, по-настоящему цивилизационная задача – миссия переутверждения мирового порядка. До победы, как это ни банально звучит, путь будет долог и непрост. Для победы потребуется не просто мобилизовать 300 тысяч человек или выпустить ещё тысячу «Калибров»: победа требует мобилизации экономики, хозяйства, управления, живой и близкой народу идеологии, возвращение в казну огромных богатств и собственности, незаконно отторгнутых и краденных в прошлом, требует окончательного очищения и национализации так называемых элит, которые в принципе не должны более чувствовать себя «элитами», оторванными от общества. Но будет обязательно так, как в разговоре у иконы «Тайная вечеря»:
«А что это происходит?»
«Не знаю, какие-то русские что-то празднуют»
«А почему русские-то?»
«Ну как: с ними же Бог».
Руководитель Россотрудничества Евгений Примаков
Литература:
[1] Тексты советской ноты и ответной от правительства США можно прочитать здесь: https://interaffairs.ru/jauthor/material/137
[2] Одна из первых встреч в посольстве США, которую провёл свеженазначенный тогда посол Макфолл была с представителями несистемных оппозиционных групп, участвовавшие и организовывавшие антиправительственные выступления. Ситуацию, которую сложно себе представить в работе любого посольства России за рубежом (правильно или нет – для другого разговора) https://www.vesti.ru/article/1868339
[3] Книга второго президента Украины Леонида Кучмы, изданная в 2003 году, так и называлась «Украина – не Россия». Там содержалось изложение разницы во взглядах на историю и политику, перечислялись претензии, которые Украина имеет к России.